Главная » Статьи » XX век


Воспоминания о Кокчетаве Альфреда Грибера
В декабре 1956 года мы с мамой приехали в Казахстан, в Кокчетавскую область, на железнодорожную станцию Тайнча, находящуюся в 80 километрах к северу от Кокчетава. 
Здесь нас ожидали глубокий снег и сильный мороз. После довольно таки прозаичной встречи без оркестра, без речей, без оваций, без девушек в белых платьях и без цветов нас прямо со станции отвезли в какое-то село.
Маму и меня поселили в доме какой-то женщины, которая выделила нам маленькую отдельную комнату.
Маме предложили работать счетоводом в тресте "Тайнчастрой", и она согласилась.
Наше недолгое зимнее пребывание в посёлке Тайнча завершилось в начале марта, когда мама неожиданно для самой себя получила повышение по службе.

Уж не знаю, как в тресте "Кокчетавстрой" узнали, что где-то в Тайнче бухгалтер с Украины работает счетоводом, но вдруг буквально в самых первых числах марта 1957 года моя мама получила приглашение от этой организации перейти к ней на работу в качестве бухгалтера и переехать на жительство в областной центр - город Кокчетав.

Кокчетав, расположенный на берегу озера Копа на севере Казахстана, был в то время довольно таки захудалым городишком, в котором не было улиц с твёрдым дорожным покрытием, в котором не было элементарного благоустройства, в котором было огромное количество одноэтажных саманных домиков с плоскими крышами.

Однако в центре Кокчетава уже было построено несколько административных зданий и гостиниц. Тем не менее по центральной улице невозможно было пройти без резиновых сапог. И всё таки постепенно Кокчетав стал превращаться в настоящий современный город.
Кокчетавский строительно-монтажный участок ( СМУ ) "Сантехмонтаж", куда мама была направлена трестом "Кокчетавстрой" на работу в качестве бухгалтера, строил новые городские микрорайоны. Находился он в степи в двух километрах от хлебозавода, который стоял на окраине города.
Мы с мамой жили в вагончике, который был разделён на две половины. В одной половине вагончика располагалась контора, а другую нам выделили для жилья. Тонкие стенки вагончика не удерживали тепло, поэтому приходилось постоянно топить печку-"буржуйку", чтобы не замёрзнуть.

Воду нам привозили в больших бочках. Ближайшие колодцы были на расстоянии одного-двух километров. Когда вода в бочке заканчивалась, а свежую воду не успевали подвести, то мы брали вёдра, чайники, какие-то ёмкости и топали по степи к колодцам.
Ну и, кроме всего прочего, нужно было ещё ходить каждый день в школу. А это было не так уж и просто. Для того, чтобы попасть в школу, приходилось идти пешком два километра по степи до хлебозавода, а потом ещё более километра по улочкам города до автобусной остановки.
А надо отметить, что в то время в Кокчетаве была только одна пассажирская автобусная линия, протяжённостью шесть километров, которую обслуживали всего два автобуса, курсирующие по центральной улице города.
Так как школа находилась в центре города, мне нужно было проехать несколько остановок, чтобы добраться до неё.
А после окончания занятий в школе я преодолевал тот же путь, но уже в обратном порядке. И так каждый день, в любую погоду, несмотря ни на что!

Нас с мамой окружали очень хорошие люди, которые во всём помогали нам. Ну и мы, в свою очередь, отвечали им тем же.
Нашими близкими друзьями стала семья Поруб. Глава семейства - Николай Трофимович работал вместе с мамой в одном СМУ. Его жена - тётя Катя на многие годы стала лучшей маминой подругой. У дяди Коли и тёти Кати было двое детей: уже взрослый сын Миша и дочь Маша - моя ровесница. Вся семья Поруб когда-то, как и мы, приехала в Казахстан с Украины.


Март 1957 года. Альфред Грибер и Маша Поруб на сопке недалеко от вагончика


У мамы в бухгалтерии была ещё одна наша землячка Нина с Украины, которая недавно вышла замуж за одного из молодых парней, работавших в нашем СМУ. Как и положено, в назначенный срок у молодой пары появился на свет первенец. И молодые родители попросили мою маму и дядю Колю быть его крёстными родителями.
Пришло время крестить ребёнка. В назначенный день все собрались, приоделись и поехали в церковь.
Вы только представьте себе эту картину, заслуживающую кисти великих художников социалистического реализма. Член коммунистической партии - дядя Коля и беспартийная еврейка - моя мама участвуют в обряде крещения в церкви.

Это сейчас стало модно всем членам любых партий бывшего СССР ходить в церковь по поводу и без повода. А уж руководители государства, кажется, вменили это себе в обязанность.
Но в Советском Союзе такое поведение члена партии могло быть расценено, в лучшем случае, как политическая диверсия, а в худшем случае,...... лучше об этом не думать. Мало того, что его бы исключили из партии и выгнали с работы. Вся дальнейшая жизнь, работа и карьера этого человека были бы перечёркнуты бесповоротно.
Всё-таки нашлись "добрые" люди, которые "заложили" дядю Колю. И начались дознания в различных партийных инстанциях, начиная с парторганизации СМУ и кончая обкомом партии.
Допрашивали всех подряд, кто что знал и кто не знал, но что-то такое слышал. Дядя Коля, конечно, всё отрицал. А мы все, как партизаны на допросах, в один голос заявляли, что его даже в радиусе нескольких километров не было рядом с церковью. А все остальные - люди беспартийные.
И партийные чиновники сдались. С дяди Коли были сняты все подозрения. Так что можно считать, что всё обошлось малой кровью.
Но на последующих днях рождения дядя Коля, поднимая тост, всегда говорил, улыбаясь:
- Будь здоров и счастлив, мой крестник! Хоть я и не был в церкви на твоих крестинах, как меня обвиняли, но тогда ты меня, здорово обмочил. Весь костюм был мокрым.

В мае 1957 года маму повысили по службе (она стала старшим бухгалтером) и предоставили ей комнату в коммунальной квартире недалеко от центра города Кокчетав.

В 50-х годах 20-го века население Кокчетава состояло наполовину из спецпоселенцев (немцы, чеченцы, ингуши и другие) и политических ссыльных, которые уже отбыли сроки в лагерях. Их положение было унизительным, но многие приспособились к условиям своего существования и жили не хуже так называемых "свободных" людей.
Волею судеб нам с мамой пришлось жить в одной квартире с чеченской семьёй, которую в 1944 году переселили из Чечни в Казахстан.
Нашими соседями по квартире были муж и жена, которые так же, как и мы, занимали одну комнату в этой квартире. Люди они были, в общем, спокойные и даже, можно сказать, дружелюбные. Во всяком случае, между нами никаких конфликтов никогда не было.
Где работали наши соседи, я не знаю. Однако несколько раз в день сосед молился, расстилая коврик посреди комнаты.
Ни разу ни он, ни его жена не взяли без спросу что-либо из наших вещей. О каком-либо воровстве с их стороны не могло быть и речи. Сосед говорил нам, что у них запрещено воровать у людей частную собственность. Его отец убил бы его, если бы узнал, что он украл у кого-нибудь что-либо.
Что же касается собственности государства, здесь никакой запрет не действовал. Бери всё, что плохо лежит.

У нас была очень большая по размеру комната. Ну, очень большая, такая большая, что в ней можно было организовывать танцы. Один недостаток был у этой квартиры: там было так холодно, что мы в мае выходили на улицу погреться.
Мама попросила на работе предоставить нам другую комнату, пусть не такую большую, но, главное, более тёплую.
И вскоре мы переехали в другую коммунальную квартиру.

Комната во второй коммунальной квартире, куда мы переехали с мамой, была маленькой, ну, очень маленькой, всего 9 квадратных метров.
Нашими новыми соседями были очень интеллигентные люди, татары по национальности. Глава семейства - Али Ахмеров работал инструктором горкома партии, а его жена Саида работала лаборанткой в мясо-молочной лаборатории на городском рынке. У них было двое сыновей - семилетний Рашид и двухлетний Таир. Семья Ахмеровых занимала две небольшие комнаты.
В нашей новой квартире была очень большая кухня, на которой и происходили все наши совместные мероприятия. Мы сразу подружились и жили дружно, как одна семья. Мы с мамой всегда вспоминаем наших соседей-друзей Ахмеровых с тёплым чувством.

Летом 1957 года в Кокчетаве я решил предпринять вторую попытку для обучения музыке. Однако на этот раз я решил, что буду учиться играть не на скрипке, а на баяне. Маме о своём желании снова поступать в музыкальную школу я пока не говорил. Вот когда поступлю, думал я, тогда и скажу.
Где-то в конце июля мама уехала в очередную командировку в Алма-Ату с очередным балансовым отчётом.
Я пошёл в музыкальную школу, узнал там, какие документы необходимы для поступления и когда начинаются приёмные экзамены.
Все нужные документы я собрал довольно быстро, отнёс их в музыкальную школу и сдал секретарше директора, которая сказала мне, когда состоятся приёмные экзамены.
В августе в назначенный день я явился на экзамены. Экзамены были такими же несложными. Проверяли слух, ритм и память. По лицам учителей я понял, что мной остались довольны. И в конце августа я был принят в музыкальную школу.
Каждый вечер я приходил в музыкальную школу, где уборщица выдавала мне школьный баян, и я, сидя в одном из свободных классов, осваивал игру на этом инструменте.
Уже значительно позднее, где-то в каком-то районе мамины сотрудники нашли и купили для меня баян "Полтава". Это был мой первый собственный музыкальный инструмент!


Альфред Грибер




Источник: http://alfredgriber.narod.ru/

Категория: XX век | Добавил: defaultNick (24.12.2012)
Просмотров: 1365 | Рейтинг: 0.0/0